Почему в России нет кино, основанного на реальных событиях
Недавно одна из больших голливудских студий выкупила у газеты The New York Times права на опубликованную там год назад статью о взрыве нефтяной платформы BP в Мексиканском заливе. На основе этого журналистского расследования будут снимать художественный фильм.
Это пример более чем рядовой. Американское кино больше, европейское меньше, но все равно — по обе стороны Атлантики все чаще снимают фильмы, основанные на недавних реальных событиях, причем в последнее время предпочитают даже не изменять имена прототипов главных героев.
В России с этим дело обстоит не просто хуже, а практически совсем никак — редкие исключения только подтверждают правило, но даже среди этих исключений нет историй по-настоящему сегодняшних, говорящих о «здесь и сейчас». Причем самыми очевидными — политически-цензурными причинами — это болезненное состояние отечественного кино объяснить удается лишь отчасти. Свои варианты диагноза для СК предлагают 6 ведущих деятелей нашего кинематографа.
Павел Бардин: реальность в чистом виде не востребована экраном
Важен не сам факт внимания к реальной жизни, а отношение к сюжету. В западном кино фильмы, основанные на реальных историях, проникают в суть того, что скрыто за газетным заголовком. А у нас социальная ответственность выражается в том, что лучше показать маникюр, чем грязные ногти. Мне кажется, это общая болезнь, а еще — думаю, такой госзаказ. Я пытаюсь за событиями все-таки разглядеть их суть и человека, просто я пока не так много сделал.
Кино — это индустрия, и финансирование — ключевой вопрос. Поэтому на некоторые темы, которые меня будоражат — «Норд-Ост», Беслан,— невозможно сегодня собрать денег.
Николай Хомерики: нет проблемы у нас, все нормально
Все мои фильмы, я считаю, основаны на реальных историях — какими бы они ни были фантастическими. А на Западе это в основном вранье, там вконец исписались, и единственное, что они могут,— это налепить ярлык based on true story. Ну давайте тогда скажем, что «Москва слезам не верит» — это реальная история, ведь таких историй были миллионы. У нас в стране есть молодые режиссеры, которые снимают фильмы о реальных событиях, которые происходили в стране или с ними самими.
Фактура вообще не важна, главное — художественное высказывание.
Павел Лунгин: люди не хотят видеть ничего, что касается наших судеб — исторических или сегодняшних
Кино — продукт массовый, его содержание во многом диктуется обществом. А оно у нас в последнее время как будто превратилось в преступника, который все время уничтожает вещдоки своего существования. В нашем кино сейчас два мощных тренда — глупоразвлекательный и арт-кино. И получается, что вся огромная жизнь между этими пограничными жанрами оказывается неохваченной. Они существуют по краям, а самого тела кинематографа — нет. У нас умер жанр мелодрамы, у нас нет фильмов об отношениях между мужем и женой, между детьми и родителями, у нас и детективов-то настоящих нет.
Я хотел снимать про Саяно-Шушенскую ГЭС — мне не удалось собрать денег. Главное — это оказалось никому особенно и не нужно. Кино все-таки всегда реагирует на спрос. Зритель говорит: «Вокруг меня достаточно дерьма, зачем мне оно еще и на экране?» Но это диагноз скорее обществу, а не кинематографу.
Алексей Учитель: происходящее сейчас очень мало волнует наших кинематографистов
Выходят фильмы про Афганистан, про Чернобыль, но это все оглядка на 10, 20, 30 лет назад, это не про сегодня. Но вот мы сейчас подаем заявку на фильм о нынешних нацистах. Любовная история на фоне недавних событий вокруг убийства спартаковского болельщика.
Вот я приехал сейчас в Берлин — кстати, по инициативе немецкой стороны — обсуждать кино о пропавшей русской девушке, которую много лет удерживал немецкий маньяк. Это сложная история о жертве, но важно, что она основана на реальных событиях.
Денис Евстигнеев: там, где есть ощущение безвременья, — там останавливается кино
И «127 часов», и «Король говорит», и «Боец» — это настоящее большое кино, но это штучный товар. Об этом говорят, кстати, и бокс-офисы этих фильмов — у нас по стране это просто ничтожные цифры, народ это смотреть не хочет.
И мой фильм «Мама» не мог бы появиться сегодня — такой фильм сегодня никому не нужен. В сегодняшнем российском кино невозможна драма в прямом смысле этого слова. Драма ушла на телевидение, в сериалы, плохие они или хорошие — другой вопрос. Люди готовы к драме — но дома. А в кино они хотят, чтобы за их деньги их увели от реальности.
Дело не в сюжетах — дело в том, что наше общество в массе своей не испытывает боли.
Валерий Тодоровский: я думаю, у нас пойдут в направлении байопиков
Как человек, имеющий опыт подобной картины,— а фильм «Кандагар» снят именно на реальной истории,— я считаю, что в России делаются real stories. Но это дорогое производство. А на серьезные истории, такие как «Норд-Ост», сегодня никто просто не даст денег. Это страшное кино, оно может потянуть за собой очень много вопросов. Общество не транслирует даже минимального запроса на фильм про самое себя. Главная задача человека, идущего в кино,— ни в коем случае не увидеть правды.
Но вот в направлении байопиков, думаю, у нас пойдут. В Америке сняли уже про все, ну просто — про все. Про каждого боксера, который хоть что-то выиграл, снят фильм. Про некоторых — по два. А мы, к примеру, не сняли фильма про футболиста Стрельцова — а его судьбы хватит на десять картин. Стрельцов был народным любимцем, в один день стал никем, а потом опять стал идолом. Это история про народ и его кумиров — лично я очень хотел бы это снять.
