Марк Рудинштейн — о рождении «Кинотавра»
В Сочи закрылся 30-й «Кинотавр». Тридцать лет фестиваль собирает кинематографистов и критиков, звезд экрана и дебютантов, продюсеров и прокатчиков. «Огонек» поговорил с Марком Рудинштейном, создателем и первым владельцем фестиваля «Кинотавр», о том, почему этот фестиваль надо было придумать.
За 30 лет существования «Кинотавр» смог стать общим домом — для критиков, актеров и режиссеров
Фото: Вячеслав Прокофьев / ТАСС
— Как родилась идея создания кинофестиваля?
— Я ввязался в эту историю для того, чтобы в начале 90-х годов, когда все вокруг превратилась в ад, что-то сделать для себя. Просто себя спасал, чтобы не застрелиться — везде творилось такое, что жить не хотелось. У меня было много причин заниматься именно творчеством, я ведь учился в Щукинском училище. Между прочим, защищал курсовую работу в «Современнике» спектаклем «Ночная повесть», но не защитил, меня выгнали из-за того, что мой брат уехал за границу, а я пытался передать ему деньги через израильское посольство. Потом я был директором эстрадных программ Росконцерта. Тогда к Олимпиаде-80 понастроили дворцов спорта, но Олимпиада практически не состоялась — СССР бойкотировали,— и этим дворцам надо было как-то окупаться. Мы начали возить туда концертные программы.
В какой-то момент приток зрителей на концерты резко упал, но начались кооперативы. Появились распоряжения Министерства культуры о госрасчетном кино. Я купил у «Мосфильма» право прокатывать «Интердевочку», заработал огромные деньги: почти 39 млн рублей, при том что доллар стоил 61 копейку. А дальше сам занялся кинопроизводством — был продюсером почти 20 фильмов. Это был последний всплеск кинопроката, я стал богаче Березовского: почти 13 млн лежали на официальном счету досугового центра «Подмосковье», когда я ушел в тюрьму.
Марк Рудинштейн, создатель «Кинотавра»
Фото: Артем Геодакян / ТАСС
— Что вам инкриминировали?
— Хищение социалистического имущества в особо крупных размерах. Никакого хищения, конечно, не было — от меня требовали показаний на генерального директора Росконцерта… Знаете, какую сумму мне инкриминировали? 3127 рублей. А вышел я благодаря Горбачеву — наступил 1986 год, и за все, за что сажали, стали давать ордена.
— Вокруг предпринимателей в те годы крутился криминал. Как вы и тогда, и позже, во время «Кинотавра», выстраивали с ним отношения?
— Не надо, вокруг меня не крутился криминал! Была подольская ОПГ, кстати, лучшая, их из Америки вели такие профессора, такие умницы! Говорили им, что делать, где бабки снимать, а эти слепо выполняли их указы — кого надо, убирали, кого надо, оставляли. Когда я начал концертную деятельность и потом, когда сделал «Кинотавр», им казалось, что я страшно много зарабатываю, они приходили и говорили: «Марик, уже пора делиться». Я отвечал: «Давайте пойдем к вам домой, а потом ко мне: у кого больше, тот поделится». В тот момент у меня и дома-то нормального не было. Приезжали корреспонденты — глазам не верили: я жил в полном смысле слова в подвале.
— И все-таки, почему именно кинофестиваль?
— Во-первых, повторяю: когда есть деньги и нет жизни — это невыносимо. Во-вторых, я любил кино и не мог поверить, что наше кино могут так обкорнать и уничтожить, что на нем нельзя будет зарабатывать.
Если бы не государство, не 1998 год, не обломы эти, дефолты и «черные вторники», мы бы зарабатывали и на «Кинотавре».
— Как именно?
— Продажа путевок, реклама, торговля вокруг фестиваля. Мэр города Сочи для нас нарушил все государственные законы: разрешил торговлю в 500 метрах вокруг фестивальной площади и обязал всех продавцов отдавать в фонд фестиваля 30 процентов от продажи. Но первые годы мы делали фестиваль только на свои деньги. А через пять лет вдруг позвонил Армен Медведев, председатель Госкино: «Мы посовещались и решили вам помочь». Выделили 500 тысяч рублей — одну десятую бюджета «Кинотавра». И сразу началась травля, жалобы с киностудий: «Когда все голодают и не на что снимать, Рудинштейну дают деньги на фестиваль, чтобы он их пропивал со всеми этими…».
— Почему в 2004 году вы решили продать фестиваль?
— Устал. Я думал его продать даже раньше — Гусинскому. Только он, сука, захотел его просто отобрать, запустил для этого интригу с помощником Черномырдина. Но в этот момент мы уже с Черномырдиным дружили — он пять лет был председателем оргкомитета «Кинотавра».
— Вы продали «Кинотавр» продюсерам Александру Роднянскому и Игорю Толстунову за 2 млн долларов. Не продешевили?
— Он стоил гораздо больше. Но покупатели больше дать не могли, а я уже был не в силах этим заниматься. Я готов был продать фестиваль уже на десятом году его существования, но нарвался на крымских бандитов. Они тогда полностью вложили в него деньги, им так все понравилось, что они сказали: «А нельзя фильмы крутить прямо в номерах, по местному кабельному каналу? Чтобы смотреть, не выходя из койки». Я сказал: «Нет, ребята, так я фестиваль не отдам». Меня потом поймали в парадном дома, избили, но я не сдался и делал «Кинотавр» еще пять лет. Не забывайте, что параллельно в Москве шел международный фестиваль. Я говорил Михалкову: «Делай свой фестиваль в Сочи. Кто вообще делает фестивали не в курортных городах, кто тебя в Москве видит?» Не зря он сейчас его на апрель перенес, уже совсем не знает, что с ним делать. Ну и когда лучшие иностранные режиссеры начали давать фильмы, «Суку-любовь», к примеру, мне, а не ему, он начал исходить слюной и всю гадость, которую мог, на меня выливал.
— Правда, что после продажи «Кинотавра» была договоренность с новыми владельцами, что вы какое-то время туда не приезжаете?
— Два года, да. Потом я приехал, они вручили мне и Янковскому приз. А дальше произошло несчастье с этой моей книгой.
— Это вы о ваших воспоминаниях «Убить звезду», где знаковые люди киноиндустрии предстают в самом неприглядном свете?..
— Я вам первой скажу, как было на самом деле. Мы готовили книгу — о кино, о людях кино, о моей жизни. Приходила журналистка, я надиктовывал воспоминания. В какой-то момент она приболела, на замену пришла другая. Подложила под стул диктофон и тот кусочек, из-за которого разразился скандал, записала.
— Чтобы слить эту грязь журналу, который радостно ее опубликовал.
— Предположим, грязи там нет. Мы разговаривали, смеялись, но я не знал, что это записывается, не собирался этого публиковать!
— Из-за этих воспоминаний многие по сей день не подают вам руки. Жалеете об испорченных отношениях?
— Да о чем вы говорите?! Многие ходят и спрашивают: «Почему ты о нас не написал?» А многие, о которых я написал и которые вошли в этот кусочек, даже не знают об этом — не читали.
— Если бы можно отмотать время назад, вы бы рассказали журналистке все то же самое?
— Так я же и тогда рассказывал не для публики, что тут отматывать назад? Я ведь очень любил людей, с которыми работал, в том числе Янковского. Это же я позвал его возглавить фестиваль: первые три года сам был президентом, а потом понял, что президент с лицом Марка Израилевича гораздо хуже, чем президент с лицом Олега Ивановича.
— Приехав на «Кинотавр» спустя два года после его продажи, какие изменения в своем детище вы обнаружили?
— Никаких. Но при нас было лучше.
— Чем?
— Добротой, вниманием к артистам — мы не были жесткими, у нас VIP сидел вместе с народом. А в остальном при новых владельцах все осталось как было, кроме денег, которые сегодня «Кинотавр» имеет от государства, мне-то давали 16 млн рублей на два фестиваля, включая международный. Да, появились красивые церемонии открытия и закрытия, интеллект фестиваля прибавился, безусловно. Он стал жестче, но он и должен был стать жестче. Я-то делал фестиваль в тяжелое время, людям есть было нечего: мы пять раз в день накрывали столы — и все сметалось. Потом время голодное прошло, люди успокоились. А что до отбора картин — он и при мне был очень серьезный. И я не люблю разговоры, что у нас, мол, были пьянки, а кино никто не смотрел. Смотрели! Но у нас была атмосфера… как вам объяснить? Они хорошие руководители, Роднянский и Бондарчук, жестко ведут свою политику, поблажек никому не дают. Но исчезла искренность, желание приветствовать людей. Ведь нам приходилось принимать не просто артистов, а все их семьи — с детьми, с внуками. Если мы, не дай бог, не принимали чью-то бабушку, кипели такие страсти! Искренность — вот было главное ощущение «Кинотавра», и оно ушло.
