Станислав Смирнов «Вопрос, как высоко ты ставишь планку»

Рубрику ведет Ольга Ципенюк

Про корни

У меня вполне типичная ленинградская, петербургская семья. Я рос с мамой и ее родителями. Дедушка был профессором в Военно-механическом институте и очень хорошим ученым-конструктором. Думаю, он во мне и поселил тягу к научному и инженерному. Бабушка была фельдшером в осажденном Ленинграде, большую часть блокады провела в городе. Второй дедушка работал в уголовном розыске, во время войны командовал милицейской ротой, которая сражалась на Невском пятачке, там множество людей полегло. Папина мама — военврач, майор, хирург, прошла и Халхин-Гол, и финскую кампанию, и Великую Отечественную.

Официально

Математик, лауреат Филдсовской премии. Родился 3 сентября 1970 года в Ленинграде. Дважды — в 1986 и 1987 годах — становился победителем Международной математической олимпиады. В 1992-м Смирнов окончил математико-механический факультет СПбГУ, затем — аспирантуру в Калифорнийском технологическом институте, где получил докторскую степень. Проходил стажировку в Йельском университете, некоторое время работал в Институте высших исследований (Принстон) и Институте математики Макса Планка (Бонн). В 2001 году Смирнов был назначен профессором Королевского технологического института в Стокгольме, занимался исследованиями при Шведской королевской академии наук. С 2003 года — профессор Женевского университета.

В 2010-м Станислав Смирнов был удостоен одной из самых престижных математических наград — Филдсовской премии. В том же году он выиграл мегагрант Минобрнауки РФ: 95 млн рублей были выделены на создание лаборатории под руководством Смирнова при СПбГУ. В числе его наград: премия Санкт-Петербургского математического общества (1997), премия Математического института Клея (2001), премия Салема (2001), премия Грана Густафсона (2001), премия Ролло Давидсона (2002), премия Европейского математического общества (2004). Смирнов является сопредседателем Общественного совета при Минобрнауки России.

Женат, имеет двоих детей.

Мама была инженером, потом работала программистом. Папа был физиком-экспериментатором. Оба имели математические способности, и в этом смысле, думаю, я много взял от родителей. Психологически, эмоционально я, конечно, мамин сын, у меня характер весь в нее — серьезный и немножко упрямый.

Про детство

Не очень помню себя в раннем возрасте — у меня довольно плохая память. Лев Толстой писал, что помнит, как его пеленали, а я с трудом вспоминаю начальную школу. Может, поэтому я и стал математиком: в математике можно многое не запоминать — все выводится из первичных принципов, если подумать, конечно. В отличие от, скажем, химии или медицины, где надо много заучивать.

Воспитывали меня нестрого, хотя я был довольно-таки хулиганистым и, может быть, капризным. Иногда такие… шутки шутил. Один раз деду перед занятиями материал подменил — вместо одной лекции подложил другую. Меня пожурили, хотя, наверное, стоило и наказать. Но в семье все были очень добрые, не наказывали.

Про учение

Сегодня часто говорят о том, что у нас крах, ужас-ужас с образованием. Но это проблема общемировая — прежде всего потому, что дети стали другими. Например, уменьшилась концентрация внимания, дети не могут долго сосредотачиваться на одном предмете, отвлекаются. Раньше задавали прочесть и пересказать рассказ на семь страниц — и ребенку было просто, а сейчас он не может до конца рассказа досидеть. С другой стороны, современные дети быстрее переключаются, могут делать несколько вещей одновременно: писать эсэмэску, разговаривать с приятелем и еще слушать музыку другим ухом. Дети не стали хуже или лучше, просто они за последние десятилетия изменились сильнее, чем за предыдущие века.

Есть и другая сторона. Меняется общество, меняются его образовательные потребности. Теперь у всех есть калькуляторы, и возникает вопрос: нужно ли учить детей считать? Да, ведь устный счет все равно пригодится, и он закладывает навыки для дальнейшего изучения алгебры. А главное, это гимнастика для ума — приседания на зарядке полезны в том числе и тем, кому не приходится приседать на работе.

Так что сложности со школьным образованием есть в большинстве стран. Например, с одной стороны, все больше людей получает высшее образование, с другой — все больше учеников подходят к концу школы, не освоив программу. Мы их учим логарифмам, а они не научились по-хорошему дроби складывать. Конечно, эти проблемы пытаются решить, но это дело не одного года. В России я был членом рабочей группы по новой концепции математического образования. Почему обсуждение изменений в образовательной системе решили начать именно с математики? Еще древние греки считали, что искусство мыслить и рассуждать лучше всего тренируется математикой, поскольку в ней есть черное или белое, доказано или не доказано — правильность рассуждения всегда можно проверить. Именно поэтому математика проходит через всю школьную программу как несущий стержень, наряду с родным языком и литературой. И цель математики как школьного предмета за 2 тысячи лет не изменилась. Должно меняться то, что делают на уроках и как именно делают. Главным в этом процессе я бы назвал решение задач, развитие творческих способностей и, конечно, индивидуализацию образования. В России, кстати, есть неплохой задел — наша система внешкольной работы с одаренными детьми во многом уникальна, такого опыта кружковой работы не было нигде в мире. Так что традиция эта существует.

Если же говорить про российские школы в целом, то по моему ощущению у нас процент хороших школ не меньше, чем в других странах. Но да, есть много плохих, и с этим надо работать. Я сказал бы, что основная проблема нашего образования — с вузами. Университетская система за последние 25 лет по многим параметрам отстала, многие ученые уехали или ушли в бизнес, образовалась поколенческая дырка. Но, работая в СПбГУ, я настроен довольно оптимистично. Нынешние студенты — более активные и такие… смотрящие вперед. Думаю, пройдет лет 10, и ситуация улучшится. Только надо вернуть престиж науки в обществе, создавать конкурентоспособные условия для ученых и преподавателей, долгосрочную перспективу.

Про дружбу

Думаю, большинство друзей у меня еще со школьных и студенческих лет. Новые, конечно, появляются, но большинство — из тех времен. Я окончил университет в 92-м году и в аспирантуру поехал в Калифорнийский технологический институт. Насовсем уезжать не собирался, предложили неожиданно, а здесь с местами были проблемы, и я решил поехать, года на три. А когда окончил, ученые в России уже совсем никому не были нужны. Так что мое поколение попало в интересное, но такое… турбулентное время. Одноклассников и однокурсников разметало. Часть моих хороших друзей — в Петербурге, часть разбросана от Канады до Великобритании. Что их объединяет? Умные они в основном. С ними интересно, от них что-то новое узнаешь, они с чувством юмора. Но жизнь дерганая, на общение оставляет мало времени, так что видимся мы реже, чем хотелось бы. Скайп? Нет, скайп я не люблю, есть в нем что-то фальшивое.

За и против

Про любовь

Мы с Татьяной в одной группе учились, но в аспирантуре она была в Женеве, а я в Пасадене, в Калифорнии. Потом и я, и она нашли работу в Европе. Оба занимаемся математикой, но немножко разными областями. В принципе, они пересекаются: Татьяна смеется, что надо бы нам вместе какую-нибудь статью научную написать. Конечно, то, что мы оба работаем в университете, имеет положительные стороны. Похожий режим жизни, например большие каникулы. Похожий подход к жизни — любознательность, все такое. И вообще, Татьяна замечательный человек. Думаю, более замечательный, чем я. Она лучше к другим людям относится, она гораздо более открытый человек, ну и красивый человек, и я ее очень люблю. Но вообще, лучше любовь не анализировать, иначе это будет слишком математически.

Про успех

Когда мне дали премию, дома, конечно, все были рады, особенно дети — даже хвастались в школе. Не могу сказать, что это было большим сюрпризом, мне говорили про такую вероятность. Но могли и не дать — есть много хороших математиков, которые ее заслуживают не меньше. И это, наверное, несправедливо по отношению к кому-то, потому что премия сильно меняет жизнь. Может, лучше бы она поменяла жизнь кому-то другому. Как меняет? Не деньгами, конечно, 15 тысяч канадских долларов не астрономическая сумма. Меняет тем, что тебя больше слушают, появляется больше обязанностей по отношению к твоему сообществу. Я стал больше заниматься многими околонаучными и административными вещами. Сложно сказать, успех это или нет. Мне в моей работе нравятся два аспекта. Первый — преподавание: приятно учить и приятно, когда твои ученики достигают большего, чем ты сам. Второй — научная работа: удовлетворение любознательности, когда пытаешься решить задачу, еще никем не решенную. И совершенно замечательное чувство, когда ты думал-думал, работал три года и вдруг понимаешь — все составляющие есть, нужно только вставить один кусочек пазла и все вмиг складывается! Конечно, потом часто приходится месяцами записывать доказательство на много страниц. Но очень приятен этот момент озарения, когда находишь скрытую гармонию. И приятно потом с другими это обсуждать, не то чтобы хвастаться, а просто: «Вот смотрите, как интересно все устроено». Таким я и представляю успех: делать открытия, доказывать теоремы, хорошо преподавать. А премия — внешний признак, формальный. Я и без нее науку люблю.

Про свободу

Я родился и вырос в Петербурге-Ленинграде, чувствую себя российским, даже советским человеком. И думаю, что, по большому счету, я свободен. Хотя часто эту свободу не использую — делаю то, чего от меня ждут, то, что должен, а не то, что мог бы. Но с понятием «свобода» сейчас во всем мире есть некоторые проблемы, взять хотя бы карикатуры во французском еженедельнике «Чарли» или демонстрации против исламизации Германии. Мне кажется, что с пониманием свободы сейчас кризис. С одной стороны, необходимо иметь абсолютную свободу, с другой — люди не всегда разумно ее используют. Посмотреть даже на Швейцарию, которая справедливо гордится традициями свободы и прямой демократии: там это тоже не всегда работает. Вот ультраправая партия год назад вынесла на референдум вопрос об ограничении притока иностранцев из стран Евросоюза. Они даже не ожидали победы — просто хотели ксенофобской рекламой поднять свою популярность, а случайно победили. И что? У страны большие экономические и политические сложности со всеми соседями только потому, что 50,5 процента проголосовали за какую-то ерунду. То есть свобода и демократия — это еще и умение сделать выбор, разобравшись в ситуации. Так что если в странах с вековыми традициями бывают проблемы, то сложно ожидать, что у нас скоро все заработает. Но нужно к этому стремиться.

Про Бога

Я не очень верю в организованную религию — думаю, это должен быть личный, а не общественный вопрос. И здесь меня очень пугает, что у нас в последнее время отождествляют духовность с религиозностью, а религия прорывается в общественную жизнь. Как ученый я вижу, что в мире много порядка, он интересен, сложен и красив. Следует ли из этого, что есть какая-то высшая инстанция? Не обязательно. И, может быть, мы этого никогда не узнаем, хотя было бы, конечно, очень интересно. В математике тоже есть безумно красивые структуры, которые, как многие философы считают, существуют независимо от нас — мы просто их описываем, а не сами придумываем. Но это не довод в пользу того, что есть что-то свыше,— красивые и сложные вещи часто возникают из очень простых принципов.

Про страх

Больше всего, конечно, боюсь, что с детьми что-то случится, тьфу-тьфу. А в остальном у меня, слава богу, такая профессия, что особых страхов нет. Ну что может произойти? Что я студентов неправильно научил, а они это заметили? Или что-то не то опубликовал в журнале и опозорился? Ну случается, в конце концов. «Не забыл ли я дома флэшку с докладом?» — такое бывает, но это же не страх. А страх не доказать теорему, за которую взялся,— о нем никто не узнает. Тут вопрос в том, как высоко ты ставишь планку. Можно поставить так, что всегда будешь перепрыгивать: раз в неделю писать по статье, но статьи будут просты и не очень интересны. А можно поставить так, что будешь перепрыгивать только в одном случае из двух. Год поработал — не получилось, на второй год — получилось. Я на одну задачу тратил треть своего времени на протяжении 10 лет — и не решил. Но мой друг говорит не «потратил» время, а «вложил» — вдруг еще пригодится. Так что это тоже не страшно. Конечно, есть несколько вопросов в математике и вообще в науке, на которые было бы очень интересно узнать ответ, и иногда страшно, что ни мы, ни следующие поколения ученых никогда этого ответа не узнают. Неужели все было зря?

Про деньги

Что для меня деньги? Думаю, вещь не первостепенной важности, хотя, конечно, хотелось, чтобы их хватало. Сегодня я больше всего люблю, наверное, тратить на книги. Что бы я купил, если бы денег неожиданно стало много? Не знаю… например, дачу на берегу Финского залива, я там много времени в детстве проводил. Да на любой шкале можно придумать, как интересно потратить. Если миллионы — скажем, купил бы Босха или Брейгеля-старшего в Эрмитаж. Себе домой? Нет, домой как-то неинтересно, лучше в музей. Хотя, если денег будет в два раза больше, можно второго себе домой. Был бы миллиард — организовал бы экспедицию на Марс. Нет, миллиарда мало, надо, наверное, десять. Мы остановились в исследовании космоса, а это важная вещь — нельзя миллионы лет жить на одной и той же Земле. Вообще, есть много важных научных проектов, которые не имеют сиюминутной практической пользы и потому не находят государственного финансирования. Некоторым везет: вот недавняя миссия аппарата «Розетта» на комету — это же потрясающее достижение ученых и инженеров. Но есть много других проектов и в изучении космоса, и в физике, и в биологии. Например, как наш мозг работает — хотелось бы понять. На любознательность денег не жалко.

Про детей

Александре — 12, Николаю — 8. Александра родилась в Петербурге, на Васильевском острове, а Николай — в Женеве. Последние 5 лет они живут примерно пополам между Швейцарией и Россией. И там, и там в школу ходят, по-русски совершенно нормально говорят, по-французски, может, немножечко хуже. Они очень себя связывают и с Петербургом, и с Женевой. Их поколение уже воспринимает мир глобально и может сказать: мне нравится в России, но я могу поехать поработать в Лондон или в Рио. Хочется, чтобы у них была интересная жизнь, а как конкретно сложится — неизвестно, очень много случайностей влияет на нашу судьбу… И интересную жизнь можно прожить самыми разными способами. Главное — они очень радостные и счастливые, надеюсь, такими и останутся.

Три слова о себе

Я довольно болтливый человек, много и громко разговариваю. Знаете, Норберта Винера когда-то спросили, кто такой профессор, и он сказал, что это человек, который может без подготовки говорить на любую тему ровно 45 минут. Еще не могу сказать, что я конфликтный, но иногда хочется стукнуть кулаком по столу. Бываю раздражительным, иногда попусту спорю,— я этим недоволен, но плохо контролирую. Еще я умный, наверное. Не дурак, так сказать. Талантливый? Это из другой немножечко области. Можно быть умным в одном смысле и глупым — в другом. Надеюсь, что я неглупый в большинстве смыслов.

https://www.kommersant.ru/doc/2697852