В каких отношениях вы со здоровым образом жизни?
В хороших. Хожу в несколько спортзалов: «Хулиган», спортзал «X-Fit» и еще один частный боксерский — в зависимости от тех, с кем тренируюсь. Я спортом занимаюсь таким… коллективным образом. Все, что меня с ним связывает, делится на две части – профессиональный спорт и ОФП, просто физкультура. Да, есть еще, наверное, третья – это приятное времяпрепровождение с друзьями. А если мы говорим про профессиональный спорт — это сноубординг, серфинг, авто- и мотокросс.
Откуда выросло увлечение таким количеством непростых и рискованных занятий?
С детства.
С Мазутки?
С Мазутки, да. Это был непростой район, хулиганский. Там я начал заниматься вольной борьбой – папа привел, он сам этим профессионально занимался.
Папа очень хотел, чтобы вы пошли по его стопам не только в военной карьере, но и в спорте?
Да, хотел. Говорил: «Надо, чтобы на этих костях наросло мясо». А я был очень худой и совершенно не спортивный. Постоянно рисовал, учился в художественной школе… И спорт был очень необходим, чтобы мозги правильно развивались вместе с телом. Потому что когда во что-то одно упираешься — начинается перекос.
Вы считаете, что мозги без спорта развиваться не могут?
Нет, так же как и спорт без мозгов не может развиваться. Если отдаешь ребенка, ну, там, в шахматную школу — нужно обязательно занять его боксом, легкой атлетикой, или еще чем-то, иначе человек просто начинает потихонечку сходить с ума от своих внутренних загонов. Тело должно находиться под физической нагрузкой для того, чтобы творчески человек был свободен и мог что-то решать. Поэтому я был загружен по полной программе с самого детства: художественная школа, спорт, музыка. Был и бокс, и вольная борьба — я никак не мог определиться, что лучше. Потом меня перевели в греблю, я сильно там задержался — за юношескую команду ЦСК выступал. А уже в институте вернулся обратно в бокс. Получается, все эти виды — они мне близки, как водные, так и…
Сухопутные.
…сухопутные, да.
Сколько раз в неделю занимаетесь?
Два-три, иногда чаще, если случаются такие спортивные тусовки – собираемся в частном клубе, боксируем. Два, три, максимум четыре человека, старые друзья. На рекорды не идем, просто для удовольствия.
А обычные нагрузки спортзала – бег, веса, кардиотренировки?
С этим сложнее. Как на сноуборде кататься по трассам — мне это кажется бессмысленным. Гораздо приятнее спуститься по свежему снегу.
С вулкана, например, как вы это в свое время проделали…
С вулкана, например. Нет, ну с вулкана — это уже серьезная экспедиция, а если мы говорим про курорт, то вне трассы кататься намного интереснее, и по мне — более безопасно, чем по трассе.
Вне трассы все-таки нужен совсем другой уровень мастерства.
Наверное, не мастерства, а легкости какой-то: нужно просто легче ко всему относиться, и все получается. Хорошая доска, под тебя подобранная, и отсутствие страха помогают чувствовать себя совершенно спокойно.
Катаетесь на досках своего дизайна?
Своего тоже, или фирмы моих друзей, которые выпускают доски — тут все зависит только от тебя, твоего настроения, желания, раскованности.
Давайте все-таки не будем преуменьшать значение физической подготовки: человек не может встать на сноуборд и поехать по лесной трассе.
Ну, сразу нет, конечно, но буквально через два-три раза – легко.
Вы давно встали на доску?
Лет 15 назад, даже больше. На самом деле доска появилась намного раньше, где-то в 1995 году, мы их еще фактически выпиливали лобзиком. Когда появился первый катер для вейкборда, нормальных досок не существовало. Мы катались на доске за катером, с этого все и началось — виндсерфинг, вейкбординг, виндсерфинг с парусом…
Как в вашей жизни появлялись разные виды спорта на море и на суше? Откуда брался каждый следующий?
Везде, где я оказывался, рядом был какой-то вид спорта или человек, который его представляет. Наверное, в связи с моей такой активностью, — если мы говорим про курорт или про какие-то места отдыха, — мне очень трудно просто лежать на песке матрасом. Мне нужно что-то делать, я все время вписываюсь в какие-то новые спортивные изобретения, пробую себя в этом.
И все-таки самый любимый спорт — это бокс?
– Да нет, наверное. Бокс — это чистая физкультура, только не такая тупая, как просто качать железо в спортзале. Хотя такое у меня тоже в программе стоит.
Что за программа, кто ее составляет, тренер?
Это даже не тренер, а больше: наверное, просто друг, с которым мы всегда занимаемся. Если я спортивный на 50 процентов, то он — на все 100, он профессионал, и меня это заставляет все время быть в тонусе. Есть человек, который точно знает, что делать, как, когда и зачем. Всю спортивную часть своей жизни я доверяю ему.
Что, помимо природной активности, заставляет вас заниматься спортом? Какие ощущения он вам дает, за что вы его любите?
Очень трудно все успевать, если ты не загружен спортом. У меня есть такая внутренняя тенденция – при серьезных спортивных нагрузках появляются дополнительные силы на текущую работу.
Многие серьезные бизнесмены говорят, что им жалко времени на спорт.
Я получаю больше, чем трачу. Если я потратил 3-4 часа на спорт, то в течение недели получаю дополнительно 2-3 часа без сна — могу просыпаться раньше, чтобы поработать. Бывает, что нет времени на спорт: рабочие моменты, длительные командировки. Тогда я сразу успеваю меньше, и энергии становится меньше. А как только спорт появляется – все наверстываешь.
Какие ощущения сопровождают поход в зал?
Выход оттуда – это всегда приятная усталость, ощущение, что я, как бы сказать, продышался. А вот вход всегда немножко не то, что через силу… как сказать… Наверное лучше сравнение – с серфингом. Вот это страшное ощущение, когда утром надо влезать в мокрый «гидрик», гидрокостюм. Это прямо такой, считаю, мужественный поступок. И ты знаешь, что должен пройти через этот кошмар, чтобы потом стало хорошо. Все, кто пробовал — знает, что это такое ежедневное преодоление себя. Так и спортзал: он тоже в начале всегда преодоление — не в таком ужасном формате, как гидрик, конечно, но все равно преодоление. Ты понимаешь, зачем это делаешь, и что тебя ждет впереди.
Режим питания соблюдаете?
Да, у меня есть специальная компания, которая высчитывает калории и составляет меню. Они готовят мне конкретно программу по всем питательным элементам, с учетом спортивных нагрузок. Завтрак, обед, ужин, полдник — все расписано на целый день. Приносят контейнеры с утра, и я весь день пользуюсь.
Не подаетесь соблазнам поесть на стороне?
Нет. Ну, один день в неделю можно себе позволить все, что угодно, это не мешает. Плюс психология человека так устроена — нельзя себя зажимать, нужно обязательно что-то добавлять, даже если это совершенно неполезно. Не надо, чтобы организм чувствовал себя в тюрьме.
То есть шесть дней в неделю – полезное из коробочек.
Оно не то что полезное, оно правильное для меня. Ты не думаешь, где пообедать, где поужинать, что съесть — все уже решено. Чувствуешь себя таким… космонавтом, который ест, не отвлекаясь от программы полета.
Но вы же не в космосе…
Мы все равно в космосе, каждый в своем. И когда вопрос решен — освобождается очень много времени на решение других вопросов, очень важных, в отличие от еды.
То есть сама по себе еда вам не интересна?
Нет. Только профессиональная, гурманская история, связанная с моими ресторанами и клубами. Но она не требует постоянного употребления всего этого в пищу. То есть я знаю, что вот, например, в этом моем баре, где мы сидим, очень вкусно, я знаю, что порекомендовать, я знаю, что за десять лет качество еды у нас не изменилось и наше меню все также актуально. Это как раз мое профессиональное, я за этим слежу. Но с точки зрения утоления жажды и голода, наверное, нет: еда мне неинтересна, я ее отодвинул на задний план. Для ежедневного потребления калорий мне достаточно компании, которая считает калории и составляет мне меню. Я потребляю энергию, которая позволяет чувствовать себя хорошо. Последний раз ем в семь, максимум – полвосьмого.
А как же вечерняя жизнь? Фуршеты, банкеты — вы же светский человек. А алкоголь?
При всей светскости можно не пить, ничего страшного. Я не пью, то есть пью очень редко — раз в месяц, наверное. И то, наверное, в частном порядке, не на светских раутах. Там вообще, мне кажется, пить бессмысленно, там все работают, — лицом, или кто чем умеет, — и пытаются из этого какие-то бонусы вытащить. Но алкоголь затуманивает рассудок, и твоя работа получается немножко впустую. Сам по себе алкоголь я тоже считаю работой: когда пьешь, ты что-то получаешь, но при этом затрачиваешь энергию. А самое главное — после алкоголя есть реабилитационный период. Даже если алкоголя было чуть-чуть, организм все равно воспринимает его как что-то тяжелое. И я понимаю, что это пустая трата энергии, после которой мне нужно восстанавливаться. То есть я украл это время от чего-то другого – от того же спорта, например.
Когда вы спустились на доске с камчатского вулкана – что это было? Адреналин? Кому вы что доказывали?
В первую очередь — самому себе: что я готов, что я могу это сделать, что со мной очень профессиональная, правильная команда, которая мне поможет это сделать. Это вообще была не моя идея, а рекламного агентства, которое разрабатывало кампанию для алкогольного бренда – чтобы я сделал что-нибудь такое неожиданное, нетривиальное. Сказали: «Не хотел бы ты психануть и спуститься с вулкана?».
А вы легко ведетесь на такие вызовы?
До этого я забирался на айсберг в Гренландии — после айсберга в принципе уже ничего не страшно.
Давайте поподробнее про вулкан.
Высота там была, по-моему, 3 700. Мы долго ждали, пока верхушка освободится от туч — погода была плохая. Жили в лагере, смотрели все время на этот вулкан, стоял наготове вертолет. Неделю где-то. Потом вулкан открылся.
Были тренировочные спуски?
Нет. Мы немножко покатались по лесу, по перевалу. Но это, конечно, ни в какое сравнение не шло с тем, что наверху. Точнее, что будет наверху — никто не знал. Непонятно было, есть там снег, нет его, какую брать доску… Нельзя было кого-нибудь туда запустить проверить, а потом уже чтобы я поехал — нужно было, чтобы все было нетронуто, нулево. И я не угадал с доской. Когда стояли тучи и наверху шла пурга, нам казалось, что намело много снега. То есть мы рассчитывали на это. Но оказалось, что наоборот — снег сдуло, и все подмерзло. Получилась ледяная корочка, а доску я взял под «пухляк». И когда я уже спрыгнул с вертолета на верхушку — стало понятно, что я сейчас начну спускаться по катку.
Перед вами склон-каток, под вами неправильная доска, над вами вертолет помахал винтом и улетел… Не пожалели, что согласились?
В очередной раз я себе сказал: «Зачем ты в это вписался? Почему тебе не сиделось дома?» Но все уже были внизу, заняли свои позиции, чтобы снимать мой как бы гениальный спуск — выбора не было. На самом деле, в такие моменты самое главное — не думать. Начнешь думать — здравый смысл победит. Как говорится, слабоумие и отвага. Перекатываешься вниз, а дальше уже по ситуации.
Я очень быстро разгонялся и следил все время, чтобы не слететь — часть склона была отвесная до самого низа, а вторая более пологая, но ледяная. Ну, как пологая — думаю, градусов 70. То есть, куда качусь – не видно. Каким-то образом я не упал в самом начале, и на середине горы думал только о том, чтобы удержаться. Падение наверняка закончилось бы переломами.
Сколько времени занял спуск?
Минут сорок, наверное. Потом, когда я смотрел видео, все это выглядело очень мирно – такой как бы welcome для желающих это повторить. Видео, конечно, не передавало моих ощущений и того, что было слышно от меня в рацию во время спуска… Самым классным был финал: мы выкатились к океану, переоделись прямо в вертолетах в гидрики и чуть-чуть посерфили. В океане, который находится практически в состоянии нуля, это такой жидкий лед. Минуте на третьей начинает сводить пальцы, ты их практически не чувствуешь – я когда выгребал, только визуально понимал, что руками двигаю, сами руки уже ничего не ощущали.
С каким из любимых видов спорта вы можете сравнить свою жизнь?
С серфингом, наверное: приходится очень много грести, чтобы несколько секунд прокатиться. Невозможно просто поймать волну, она тебя все равно не толкнет. Везуху никто не отменял, ты можешь оказаться в нужном месте в нужное время, но грести все равно придется. Просто профессионалы делают три правильных гребка, а непрофессионалы — огромное количество, и все равно не успевают. И тот, кто больше вкатан, кто знает эту волну, тот и выиграет.
С точки зрения волны, на которой движется ваш бизнес, когда вам было легче – в 2000-х или сейчас?
Раньше было легче, конечно. В 2000-х у меня был один проект, — «Денис Симачев», а сейчас их восемь. И они не менее объемные, чем тот, первый.
Можете перечислить?
Нет, я не все могу назвать. Скажу только, что у меня сейчас три собственных марки, и есть проекты государственные. «Silk Way», например — международный ралли-рейд автомобилей и грузовиков. Я являюсь креативным директором, делаю практически все, что связано с визуальной концепцией, с продвижением, с рекламой. Есть еще одна государственная история, связанная с военными — сейчас пока не буду говорить, там все в процессе. Когда случится — расскажу. Плюс все эти ресторанные, клубные истории, плюс научная работа — я сейчас защитил кандидатскую и пишу докторскую по градообразующим предприятиям легкой промышленности.
Удивительно, что при таком объеме работы вас хватает еще на спорт.
Это все невозможно успеть, если ты спортивно не загружен. Плюс у меня очень профессиональная, трудоспособная команда, и я умею делегировать полномочия.
В свое время вас называли первым дизайнером, заставившим Запад перестать бояться России. Ваша «хохлома» показала, что россияне могут быть и красивыми, и ироничными по отношению к себе.
Здесь главное, что сами русские перестали бояться себя, своих корней. Своей лубковости, своей совковости — называйте как угодно. В то время, когда я начинал продвигать на Запад русскую тему, наше отечество, конечно, не воспринимало это серьезно. Меня многие отговаривали, говорили, что это никому здесь не нужно, что все русскости стесняются очень сильно.
А сегодня русским быть модно?
Сегодня это необходимо уже на уровне политического строя. Даже если ты так не считаешь, все равно оно есть. И в этом твой как бы патриотизм.
Что это значит «русским быть модно на уровне политического строя»?
Ну, государственная установка очень жестко определяет твой патриотический настрой.
Ваш личный настрой она определяет?
Нет, я имею в виду население нашей страны.
А вы не идентифицируете себя с населением?
Я как художник не имею права на политическую или гражданскую позицию.
Но только что вы сказали, что русским быть модно, и это государственная установка. Вы формируете такую моду, а значит – выполняете установку.
Это сейчас стало государственной установкой, а тогда, в 2000-х, ее не было. Была провокация, которая мне нравилась. Мне нравилось ломать стереотип, систему идентификации русского человека — и здесь, и на Западе. Тогда русские, выезжающие за границу, выглядели очень комично. Сейчас, конечно, сильный рост произошел, эстетический. Они выглядят иногда даже более продуманно и модно, чем те же европейцы или американцы. Плюс внутренняя уверенность русского человека сильно возросла. Психологически люди уже себя идентифицируют как представителей такой… весомой национальности, серьезной державы. И я надеюсь, что тоже приложил к этому руку. А то, что Запад меня воспримет адекватно — было сразу понятно. Для них это был единственный нормальный ход. Они же заимствований не принимают, они хотят видеть оригинальный продукт. Если продукт русский, он должен быть русским, а не адаптированным итальянским, финским или каким-то еще. Поэтому я все свои коллекции строил на российской и советской истории, но исключительно на юморе, на том, над чем можно посмеяться, в первую очередь над собой.
Было бы такое возможно сегодня, когда оскорбление чувств той или иной социальной группы так легко поднимается на щит?
Сейчас сложнее и за счет этого интереснее. Когда есть цензура, совсем по-другому начинает работать мозг.
Вы ощущаете ее присутствие?
Она всегда была. Она и в 2000-м была, когда я первый раз на футболку поместил изображение Путина с розочками — это очень серьезно обсуждалось во всех… эшелонах. Люди не понимали, разрешать это или нет. Мне сказали: «Посоветуйся — если люди завизируют, то может быть…» И там был смешной момент. Я в одном из кабинетов оказался, и мне говорят: «Хорошая история в целом, только розочки убрать — вообще идеально было бы». Отвечаю: «Ну, я с этим не согласен, тогда мой замысел художника исчезнет полностью. Останется просто предвыборная фотография кандидата, на тот момент — исполняющего обязанности президента. И у тех, кто будет на нее смотреть, не будет повода задуматься». Так что я решился, сделал так, как было задумано. И не прогадал. Знаю, что это не вызвало проблем наверху, наоборот, всем очень понравилось. Я же всегда очень тонко балансировал на грани: все политкорректно, с юмором и не грязно.
Есть что-то из сделанного, о чем вы жалеете?
Это первый вопрос, который я задаю себе, когда придумываю что-то новое: сейчас оно, допустим, о’кей, но пройдет время — будешь ли ты, Денис, так же уверен именно в этом дизайне? В этой картинке, форме или в выборе этой ткани: будешь ли ты так же не сомневаться через десять лет? И когда отвечаю себе, что буду — только после этого я продукт запускаю. Поэтому, собственно, и интерьер в этом баре уже десять лет не меняется: тут трудно что-то изменить, все сделано вне времени. То же самое про вещи и коллекции: все они до сих пор актуальны, неважно, сделаны в 2000, в 2005 или в 2010 году. Только потому, что я себе всегда отвечал на этот вопрос и все делал на совесть.
Похоже, вы собой довольны.
Да, вполне.
***
