Народный артист России Александр Розенбаум в интервью специально для welcome2020.ru рассказал о своем футбольном детстве и объяснил, в чем сходство артистов и футболистов и чего ни тем, ни другим никогда не простит преданный зритель.
— Грядущий ЕВРО-2020 пройдет в двенадцати городах, одним из которых стал Санкт-Петербург. Насколько сегодня это европейский город в широком, не только географическом, смысле?
— Санкт-Петербург – абсолютно европейский город. Был, есть и будет, потому что его построили европейцы. И когда вы по нему идете, вы чувствуете себя частично в Вене, частично в Лондоне, частично в Берлине, частично в Праге, частично в Париже, и все это – один город. Все это вкупе, созданное Трезини, Росси, Растрелли, нашими Баженовым, Воронихиным, Штакеншнейдером, и есть Санкт-Петербург.
— Это сейчас, объездив всю планету, вы сравниваете родной город с европейскими столицами. А до того, как стали ездить по миру, с чем сравнивали?
— Да, в юности заграница была далеко, как космос, но я ведь читал книжки, смотрел художественные репродукции и кино, но главное – видел все это своими глазами и знал, кто это построил. Чувствовал сердцем и понимал мозгом, что живу в красивейшем городе мира. А Нева?! Ни Темза, ни Сена, ни Дунай не идут ни в какое сравнение с мощью Невы. Это же чуть ли не самая полноводная река в европейской части России. Да еще закованная в такие набережные, да еще с такой архитектурой по берегам… Ну о чем мы говорим вообще? Великий город.
— Как вы его называете? Питер? Санкт-Петербург?
— Ленинград, конечно, только Ленинград или Петербург. «Питер» – это московское слово, сегодня очень сильно въевшееся в людей. Вплоть до дикторов телевидения. Все как один: «Питер, Питер». Ужаснейшее слово. Есть в нем какое-то панибратство, даже плебейство, я бы сказал.
— Никогда его не употребляете?
— Выскакивает иногда, и самому становится противно. Оно изначально неправильное, некрасивое. Никогда не было Питера. Был Петербург, Петроград, Ленинград. «Мы – питерские!» — это кричали работяги из Вологды и матросы из Сызрани, которые служили в Кронштадте. Матросы, голопузые революционеры, шелупонь. «Мы – питерские моряки», «Мы – питерские рабочие», – на самом деле так кричали те, кто приехал из Фрязино какого-нибудь. Настоящего ленинградского человека перекореживает от этого слова.
— Помните первое, детское, ощущение города, своей к нему принадлежности?
— Родители уехали со мной годовалым в Восточно-Казахстанскую область, я пробыл там, пока не пришло время идти в школу. Но в 1954 году мама поехала в отпуск домой и взяла меня с собой. Был жив еще мой прадедушка, Артур Соломонович, который в свое время был владельцем и главным редактором главной гомельской газеты «Гомельская копейка». Он ее основал, а потом пришла революция, и все забрали к чертям. До сих пор прошу у белорусских властей: «Отдайте газету». Не отдают. Шутка, шутка! Первое ощущение города – реалистичное, яркое, как фотовспышка, связано именно с дедушкой. Как сейчас у меня перед глазами картинка: моя рука в его руке, длинные, уходящие куда-то вверх, дедовы ноги в начищенных ботинках и расстилающийся перед нами Невский проспект, над которым в ярко-синем небе сияет солнце. Мне было три года.
— Вы же выросли на Невском?
— Да, квадрат от Восстания до Маяковской и от Жуковского до Невского – это была наша подростковая территория. Конечно, мы считали себя особенными – жители Невского. Но такие же ребята с Васильевского острова гордились тем, что живут на Васильевском. И Невский тоже не весь был «наш» – пацаны были с Пушкинской, с Маяковской, с Фонтанки. Разные дворы, разные микрорайончики. Лиговские – это были серьезные ребята. На Лиговке были суровые условия: там жили рабочие, соответственно, пацаны были поактивнее, всегда готовые к разборкам. Но как-то в моем детстве все эти разборки были без жестокости, без крови, а главное – без патологической злости.
— Из кого состояла ваша детская компания?
— Я дружил с Андрюшкой Дериным, его отец был художником. У Люси Григорьевой отец был военный, вокруг вообще много было офицерских детей и ребят из простых рабочих семей. В нашей коммунальной квартире дружками моими были Слава и Мишенька Михайловы, дети рабочего дяди Жорика. Детство мое прошло в двух коммуналках, в отдельную квартиру мы переехали в 66-м году – мне было почти шестнадцать лет. У первой бабушки в коммуналке на Лиговке жило девять семей. У второй бабушки коммуналка была цивилизованная – всего на четыре семьи. Это была замечательная жизнь, которая в детстве воспринималась абсолютно нормально: два туалета, пять-шесть плит на кухне – казалось, так и надо. Конечно, самым большим желанием взрослых было получить свои квартиры. А нам, детям, было клево – у нас были компашки, мы ходили друг к другу в комнаты или смотрели телевизор у соседки Киселевой Марьи Васильевны. У нее была дочка Нинка, гроза пацанов – ходила в платьях с голыми плечами, крутая. Сама Марья Васильевна злыдня была, а вот детей любила, всегда в гости зазывала – у нее был единственный на всю квартиру телевизор КВН.
— Когда в вашей жизни появился футбол?
— В семь лет вместе с газетой «Советский спорт», которую выписывал папа. И с первого класса я эту газету читал. Я – профессиональный болельщик, выросший на «Советском спорте». Не могу сказать, что детство мое прошло на стадионе – папа много и тяжело работал и брал меня на футбол не часто. Но матчи эти я помню очень хорошо. Один из первых, на которые папа с друзьями меня взяли, была игра «Зенита» с тбилисским «Динамо». Помню обстановку радости на стадионе, помню болельщиков: обычные люди, никаких бритых фанатов – мужики, женщины, старики, целые семьи с детьми. Кричали, как сейчас помню: «Вставай, здесь тебе не больница!», «Лева, задуши его!» – Лева Бурчалкин, был в те времена такой кумир ленинградского футбола. Прозвище у него было «Выручалкин» – он часто забивал важные, критичные голы, на его счету есть даже гол, забитый Льву Яшину. Сейчас в Петербурге каждый год проходит детский футбольный турнир на Кубок Бурчалкина.
— Как рождается любовь к команде своего города? В какой момент человек понимает, что может болеть только за «Зенит»?
— Чувство это рождается во дворе во время игры в футбол с пацанами, а потом, когда становишься постарше, оно крепнет на стадионе. Стадион не может не захватить твою душу, ты не можешь не болеть за своих. Я и сегодня болею за «Зенит», хотя времена изменились, и мои ощущения как болельщика тоже стали совсем другими. Мой футбол, мой «Зенит» закончился с Морозовым, с Садыриным. А сегодня это «Зенит» молодежи. Сегодня футбол – это бизнес, только благодаря этому бизнесу и возможно проводить чемпионат Европы в двенадцати странах, а не в одной.
— То есть вы болеете за российский футбол в целом?
— Сегодня нет футбола российского, нет английского – есть лиги. Английская лига имеет свои традиции, испанская – свои, российская – свои. Но если футбол – это бизнес, надо делать бизнес правильный, вдолгую. Это как хлеб выращивать – работать с зерном, выбирать сорта, скрещивать, ухаживать. Бизнес вдолгую – это спортивные школы, детские команды, это вложения в инфраструктуру клубов. Вот тогда будет российский футбол. И это мировая история: твои игроки должны играть за рубежом, зарубежные должны играть в твоих клубах. Если я завтра захочу быть музыкантом мирового уровня, я не смогу им стать, потому что для этого мне нужно сначала поиграть с чернокожими парнями в Гарлеме и с рок-н-рольщиками в лондонском Сохо, поиграть на их площадках, поработать с их аппаратом. Поэтому меня так бесят разговоры о русском роке, который вырос в этой яме, не дернув ни один раз по струнам с пацанами где-нибудь в районе Темзы или не постучав по барабанам с чуваками в Конго, которые этим мастерством с рождения владеют. Это же смешно – «русский рок»! Рок не может быть русским, кончайте болтовню. Русскими могут быть стихи для рока – с русской проблематикой, с русской болью. Но рок сам по себе либо есть, либо его нет. Он не польский, не английский, никакой. Он – рок.
— Давайте вернемся к футболу. Тому, который вы считали своим. Какие игры остались в вашей памяти?
— Помню матч «Зенита» с харьковским «Металлистом» в 83-м, когда Юра Желудков вколотил гол со штрафного. А как забыть самый великий матч в истории моего «Зенита» – со «Спартаком» в 84-м, когда мы стали чемпионами? Желудо́к Дасаеву с одной точки два гола закатил! Даже выражение такое было – «точка Желудкова». Его удар фирменный с левой ноги – это просто фантастика какая-то! Про него надо рассказывать как про Гарринчу или про Пеле.
— Это победные матчи. А проигрышные тоже помните?
— А как же! Помню жуткий матч 85-го года с финским «Куусюси» – это слово еще лет двадцать было кошмаром наших футболистов. Тогда «Зенит» впервые вышел в Кубок чемпионов, и в первом матче одной восьмой наши еле-еле обыграли финнов 2:1 – тот же Желудков на последней минуте заколотил победный мяч с пенальти. А через две недели в Лахти, у этой «Куусюси» дома, позорно продули 1:3 и вылетели из Кубка. Я был на той игре – ничего трагедийнее, ничего жутче не помню.
— Вы общались с футболистами после таких тяжелых ситуаций?
Да, у меня были друзья из «Зенита» того времени. Ну какое тут общение, о чем говорить? Молчим просто. Если кто-то конкретно виноват – по нему могут пройтись, но относительно беззлобно, потому что понимают – ошибиться может каждый.
— Они готовы были с вами – человеком не из спорта – делиться переживаниями?
— Ну, конечно, я же был с ними все время. Я – профессиональный болельщик, знаю, о чем говорю. В 84-м, когда «Зенит» чемпионат Союза выиграл, я весь сезон на скамейке просидел. Этот момент я никогда не забуду – единственный, когда на своей шкуре почувствовал, что такое цензура. Я тогда ещё не был допущен на радио и телевидение, хотя сольные концерты в Ленинграде уже были, и после подпольного магнитофонного альбома «Памяти Аркадия Северного» с песнями «Гоп-Стоп», «Утки», «Казачья» кассеты гуляли по всей стране. В ноябре «Зенит» играет с «Металлистом» и разделывает их – 4:1. Ларионов, Желудков и два раза Дмитриев – какие же это были голы! В СКК творилось что-то невероятное: 25 тысяч человек во все горло кричали «Зенит – чемпион!», аж воздух дрожал. Через некоторое время после матча там же в СКК проходило чествование команды-победительницы. Специально к этому событию я написал песню «Зенит-чемпион», и мы с Павлом Федоровичем Садыриным, великим тренером «Зенита», решили, что ее исполнением на стадионе я поздравлю команду. Перед выступлением ищу техника – гитару подключить, звук проверить. Техника нет. Там ищу, здесь ищу, в какой-то момент понимаю, что он от меня просто бегает. Подхожу к Садырину: «Паша, мне петь вот-вот, а провериться не могу». А он мне: «Извини, петь ты не будешь. Закрыли тебя». Оказалось, лично Коржов – второй секретарь Ленинградского обкома партии по идеологии – запретил мое выступление. Мне было по-настоящему больно. Не столько за себя, сколько за то, что не могу любимой команде в день ее триумфа подарить песню.
— Что общего между футбольным стадионом и залом, который собираете вы?
— Желание не разочароваться, получить удовольствие от игры и выступления, ожидание радости общения, соприкосновения с высоким искусством – спортивным или музыкальным. И настоящие футболисты, как и настоящие артисты, ценят это ожидание зрителя и стараются его не обмануть. Владик Радимов, Сережа Семак и Толя Давыдов в «Зените», Андрей Тихонов в «Спартаке» – это настоящие артисты футбола. Таких у нас точно наберется пара десятков. Для меня главное – не звание, не кто сколько зарабатывает. Мне важно, чтобы потом, после смерти (или при жизни – хотя у нас это реже бывает), журналист какой-нибудь написал: «По улице шел Артист Иванов». И слово «артист» – с заглавной буквы. А народный он, или заслуженный, или почетный деятель искусств – дело десятое. Артист настоящий выходит прежде всего для зрителя, а не для того, чтобы потешить свое эго, не для славы и не для денег. Это все тоже важно, врать не буду, но никогда не в первую очередь. Он выходит прежде всего потому, что есть зрители, для которых он живет, пишет и дышит.
— Но футболисты-то выходят прежде всего за победой над соперником.
— Конечно, они выходят за победой. Так и я выхожу за хорошим исполнением песни. И пишу хорошие тексты и музыку, чтобы попасть в какую-то важную точку в сердце зрителя, а это – как хороший гол. И эти голы, эти песни, эти танцы и эта игра рождаются в муках. Да, для тебя, да, для команды, да, для художественного руководителя, он же тренер. Но прежде всего – для публики. Весь огромный футбольный бизнес существует только за счет публики: не будет публики – не будет денег. И шоу-бизнес тоже на этом живет, и это нормально. Почему серьезные артисты и серьезные спортсмены всегда в большой дружбе? Мы очень похожи, мы занимаемся абсолютно одним делом, поэтому нам очень легко общаться.
— Только вас, артистов, не покупают за миллионы.
— Это другое дело. Ну, и у них тоже, между прочим, волейболисты получают одни деньги, боксеры – другие, футболисты – третьи, шахматисты – четвертые. И это тоже зависит от количества публики. А количество публики – от качества игры, а качество игры – от команды и от тренера.
— Какие качества делают человека хорошим тренером?
— Любовь к игре, любовь к игрокам, но главное – полное отсутствие самолюбования. Полное! Нет, нужна определенная уверенность в себе, но вот самолюбование, нарциссизм должны совершенно отсутствовать у человека, работающего с людьми, с командой, с публикой. Это не значит, что ты должен быть простым, как штаны пожарника, но Нарцисса в тебе быть не должно. И заигрывания с публикой тоже не должно быть. Должно быть чувство собственного достоинства. Я знаю, о чем говорю, у меня же тоже коллектив, и я в каком-то смысле тренер.
— Скажите как тренер – где проходит грань между авторитетным и авторитарным руководством?
— Есть люди, которые выросли из команды и стали тренерами: Семака возьмите, например. Я тоже играю со сверстниками, у меня совсем не дети в коллективе. Твои люди должны понимать, что ты крут – это очень важно. Панибратства у тренера с командой вообще быть не должно. Команда должна точно знать, что ты умнее, ты сильнее и что ты по заслугам ею руководишь. Вот это называется авторитет. Но! Ты этот авторитет должен поддерживать все время: совершенствоваться, читать книги по тактике и технике, быть в курсе своего инструмента или новых мячей. Учиться надо до гробовой доски, до самой смерти. Я сегодня в кулисах часто стою, смотрю, как другие артисты работают, учусь каким-то интересным мне вещам и у молодежи, и у стариков. Учусь и творческим каким-то приемам, и приемам общения с публикой.
— В одном из интервью вы говорили о «тяжелой» публике – она, по-вашему, может стать причиной неудачного выступления или матча?
— Нет такой причины. Публика не бывает виновата. Она бывает тяжелая, бывает легкая – ты должен раскачать любую. Люди же к тебе за деньги приходят, и за большие деньги – хоть на концерт, хоть на футбол. А на футбол еще и в плохую погоду иногда. Так что будь добр, выложись для них до конца, до донышка. Трещит аппарат, или хрип какой-то – публика простит, если люди видят, что ты выкладываешься, не под фанеру поешь. Но тебе не простят наплевательского отношения, халтуры не простят – ни на сцене, ни на футбольном поле.
— Чем важно для города такое событие как ЕВРО-2020?
— Ленинграду очень много принесло все международное, что происходит в городе, то, чего не было до Путина. И экономические форумы, и «Газпром», переехавший туда, и Конституционный суд, переехавший туда, и чемпионаты мира, и День военно-морского флота, который стал большим государственным праздником и третий год подряд проходит с парадом – огромное количество гостей со всего мира приезжает на это торжество посмотреть. Чем больше город становится центром притяжения в той или иной области общественной жизни, или бизнеса, или творчества, или спорта, тем больше он получает дивидендов и радостей.
— Что гость чемпионата Европы должен обязательно увидеть, кроме футбольных матчей?
— Пусть постоит на Дворцовой набережной и посмотрит на Стрелку с одной стороны, на Петропавловку с другой. Потом пусть перейдет на Стрелку, чтобы оттуда смотреть на Петропавловскую с одной и на Дворцовую набережную с другой стороны. Потом надо пойти на пляж Петропавловки и посмотреть на Стрелку с третьей стороны, а на Дворцовую набережную – с четвертой. Ну и «золотой треугольник» – Мойка, Спас-на-Крови, Казанский собор, пройти мимо этого просто нереально.
— Ваше любимое время и место в родном городе?
— Белые ночи, часов 10-11 вечера, Крюков канал. Просто стоять там и смотреть на воду.
— 3 июля в 18:00 на стадионе «Санкт-Петербург» пройдет четвертьфинальный матч чемпионата Европы. Пойдете?
— Обязательно постараюсь быть.
— Чего вы ждете от этого дня?
— Радости общения с футболом. Хороший матч при хорошей погоде – ведь на нашем новом стадионе хорошая погода будет обязательно, потому что есть крыша – это всегда огромный праздник. Люди приходят семьями посмотреть красивую игру, а она на чемпионатах такого уровня, как правило, гарантирована.
